Театр имени Вахтангова показал премьеру спектакля по пьесе современного французского драматурга Жеральда Сиблейраса «Ветер шумит в тополях» в постановке худрука театра Римаса Туминаса. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Тополя, вынесенные в заголовок пьесы Жеральда Сиблейраса, видны с террасы приюта, проще говоря — дома престарелых. Есть в этом грустном заведении и другая терраса, где собираются остальные обитатели дома, но та, на которой происходит все действие пьесы, «принадлежит» всего троим из них — Густаву, Фернану и Рене. Больше действующих лиц в пьесе нет. Каждый день старики выползают на свою террасу, обсуждают новости, спорят ни о чем, вспоминают прошлое, болтают, шутят друг над другом и оглядывают окрестности. В конце концов ветер в тополях навевает на них мысль о бегстве из приюта. Надо ли объяснять, что этим мечтам не суждено сбыться, потому что на самом деле ничего, кроме смерти, в жизни персонажей Сиблейраса уже случиться не может.
Не следует, впрочем, думать, что репертуар пополнился еще одной сентиментальной историей в стиле «и жизнь, и слезы, и любовь…». Пьеса «Ветер шумит в тополях» устроена несколько хитрее, она не злоупотребляет чувствительностью публики. Сочинение Жеральда Сиблейраса относится к тому разряду пьес, которые принято называть «интеллектуальным бульваром»: с одной стороны, автор знает законы кассового драмосложения, он заботится о живости и остроте диалога и уважает потребности демократической, буржуазной публики, но с другой стороны, ни бездумно развлекать, ни искать банального «сопереживания» зрителей не желает, в «Тополях» нашлось место и саркастической иронии, и гротеску, некоторые находят в пьесе даже переклички с Беккетом, уподобляя стариков персонажам пьесы «В ожидании Годо» — хотя Сиблейрасу много чести, пьеса все-таки невысокого полета.
Римас Туминас ни обытовлять «Тополя», ни превращать их в банальную и цветистую комедию характеров, конечно, не хотел. И появляются его герои на сцене не как старики, а как бродячие люди ниоткуда, и есть ли вправду по соседству какие-то еще обитатели, неизвестно, и сцена не похожа ни на какую террасу дома престарелых — она почти пуста, а немногочисленные детали, придуманные художником Адомасом Яцовскисом, конкретного назначения не имеют — слабые лампочки ничего не освещают, груда кирпичей в углу по ходу дела складывается в некое подобие маленького надгробного памятника, а венские стулья с пюпитрами для нот так и стоят в глубине сцены пустыми весь спектакль. Скульптура собаки, стоящая на террасе, здесь изготовлена размером в два человеческих роста, и общую атмосферу суховатой, тревожной иррациональности происходящего она должна усиливать.
В столь малонаселенной пьесе решающее значение имеет распределение. Римас Туминас пригласил трех отличных актеров-вахтанговцев. Рене Владимира Симонова — красиво прихрамывающий аристократ с прямой спиной, не выпускающий из рук книжку и подающий каждую реплику точно чтец-декламатор. Густав Владимира Вдовиченкова — взъерошенный, озабоченный человечек с полубезумно-целеустремленным взглядом. Наконец, Фернан Максима Суханова — ветеран еще Первой мировой, с которой у него в голове застрял осколок, отчего он регулярно падает в обморок, а в остальное время говорит капризно-скрипучим голосом, косит лысую голову набок и смотрит остекленевшими глазами — в общем, в «Тополя» бережно перенесен образ, до блеска отшлифованный актером в спектаклях Владимира Мирзоева.
Парадокс в том, что сколько бы режиссер ни доказывал зрителю и самому себе, что «Ветер шумит в тополях» — не антрепризная продукция, пусть и приличной выделки, а серьезное произведение с уклоном в философию и грустный юмор, тем больше проявляется в спектакле (и в конце концов просто-таки выпирает из него) именно что непритязательная «пьеса на троих», легкая для восприятия и удобная для гастролей,— вряд ли случайно, что сопродюсером театра в данном случае выступил известный антрепренер Леонид Роберман. Кажется, и актеров начинает неудержимо тянуть просто в комедию — замечу, что винить в этом только их несправедливо, потому что потребность повеселиться любой ценой была буквально разлита в премьерном зрительном зале. Моя соседка просто выла от восторга на каждую реплику Максима Суханова — какой уж тут, извините, Беккет.
Как-то так занятно получается, что в «Тополях» Римас Туминас существует отдельно — со всеми его многозначительными режиссерскими акцентами вроде огромной планеты, проявляющейся пару раз на заднике-экране; самого этого задника, расширяющегося из небольшой щели в черноте; зловещего ветра вечности, сдувающего в финале листы с пюпитров под вой «ожившей» собаки; громовых раскатов, напоминающих о войне, и так далее, а актеры и почтеннейшая публика — отдельно. Никто никому не мешает, каждый в меру сил занят своими делами. Но вот сами усилия, одни в других отраженные, вдруг взаимно обнаруживают свою тщету. И получается как в анекдоте — ничья в пользу антрепризы. Такая уж у нас театральная реальность: попытки перемирия между высоким искусством и бульваром непременно заканчиваются победой второго.
